Через тернии - В ЗВЕЗДЫ

Снова думаю о Лёше, о специфике работы со спортсменом экстракласса. Много нового открыл я для себя, изучая спортсмена такого уровня в работе и в быту. И сегодня я, в частности, убежден, что в основе деятельности системы "тренер-спортсмен" заложена не дружба и взаимная преданность, не союз двух творческих личностей и даже не объединение двух деловых людей, а совсем иное, и определяю я это одним словом - противостояние (!). Противостояние двух личностей, иногда сверхличностей, умеющих в процессе этого противостояния находить всё то, что обеспечит будущую победу!
Дело в том, что у спортсмена такого уровня всегда высочайшие требования ко всем тем, кому он доверил сегодня себя как личность, свою всегда максимально значимую деятельность, по сути дела, всю свою жизнь, полную кризисов и тревог. И ты, неважно кто: тренер, психолог или член его группы психологической поддержки, должен и, более того, обязан этим особым требованиям всегда, каждодневно и ежечасно, соответствовать! И держать, я хорошо это ощутил именно в эти предолимпийские дни, повторяю, каждодневно и ежечасно экзамен перед этим человеком! Он хочет видеть тебя в эти сверхважные дни его жизни полностью отданным ему, преданным мечте о будущей победе, готовым ради него на всё, на любое сверхусилие! И если ты выдержал в очередной раз свой экзамен, то он всегда даст тебе почувствовать это: благодарным взглядом, теплым словом, неожиданным сердечным признанием и даже исповедью. И сейчас, на тридцать третьем году своей профессиональной деятельности в большом спорте, я признаю: они правы! Слишком многое они ставят на кон, слишком серьёзным делом они заняты в своей жизни (в отличие
Продолжение. Начало см. в № 1-3 за 2003 г.

от нас), и нам не дано не только пережить то, что переживают они, но даже не дано представить, как ему там одному на этом льду выполнять этот страшный прыжок в четыре оборота, который, я не сомневаюсь в этом, постепенно разрушает мозг человека. И что будет лет через десять-пятнадцать со здоровьем этих замечательных ребят - Лёши Ягудина и Жени Плющенко, не знает никто. И не случайно бытует в среде фигуристов такое выражение: "Если гостиница гудит, значит, одиночники закончили". И не случайно, это я слышал от многих, все одиночники или алкоголики, или у них другие отклонения. Означает это одно: и сама деятельность (само фигурное катание с прыжками, выполняемыми практически на каждой тренировке), и сами люди (фигуристы) есть категория особая, и нам, простым смертным, их не понять. Мы не знаем, ничего не добилась наука в этой области, что происходит с мозгом человека, часами скользящего по льду, а лед, в отличие от земли и воды, есть среда искусственная, предрасположенности к которой в человеке не заложено. Кстати, тренеры считают, что еще одним доказательством исключительности (чужеродности) льда как среды обитания человека является то, что для воспитания такого практически важного качества, как специальная выносливость фигуриста, работа на земле и в воде оказалась бесполезной.
- Всё пробовали, - сказала Елена Анатольевна Чайковская в разговоре на эту тему, - и плавание, и бег, и никакого результата. Только на льду можно это воспитать.
И вспомнил я, как в первый же день моего пребывания в Америке Лёша после тренировки спросил меня: "Можете разгрузить мне голову?" Помню, я удивился тогда: почему голову, а не ноги? Даже мне, прожившему в спорте жизнь, это было внове. И позднее я не раз слышал от Лёши: "Устает голова, а не ноги". И вероятно, по сигналу из головы фигурист обращается к спиртному как к целителю, как к


Татьяна Тарасова и Алексей Ягудин в миг победы.
На спине Алексея - успокаивающая
рука Загайнова
верному помощнику и другу. А мы, помощники спортсмена, пока не научились конкурировать с этим соперником, не умеем сделать с мозгом то, что умеет он, на сегодняшний день "непобедимый чемпион".
И я решил сейчас, перед Олимпиадой, не тратить ни время, ни силы на перевоспитание Лёши в этом вопросе.
- Вы что, разрешили ему бокал красного вина? - не
так давно сердито спросила Татьяна Анатольевна.
- Да, - ответил я. И больше ничего не сказал ей. А
было это на январском чемпионате Европы. Почувствовав,
что в гостинице что-то затевается, я попросил Лёшу: "У меня
одна просьба: ограничься красным вином!" Потом Лёша
скажет мне:
- Понимаете, в том-то и дело, что надо напиться до
конца, до опьянения, когда падаешь в постель и вертолеты
перед глазами летают. У вас что, никогда не было вертолетов перед глазами, ни разу? - искренне удивился он.
- Извини, - ответил я ему, - не было.
...А те же прыжки с шестом? И я вспоминаю Серёжу Бубку и его состояние после полетов за шесть метров. Он был буквально выхолощен, раздавлен и приходил в себя далеко не сразу. А доказано, что начиная с пяти метров семидесяти сантиметров на мозг человека обрушивается сверхнагрузка, и у большинства прыгунов на этой высоте легко обнаружить признаки раскоординации движений. И чем кончится это для человека, который пятнадцать лет прыгал значительно выше пяти метров семидесяти сантиметров, никто не знает.
А сложнейшие элементы в гимнастике, а падения со снарядов, кто считает их за годы тренировок? А сам риск и его преодоление, опять же каждодневно? (А это и отличает гимнастику от всех других видов спорта.) А как отразится это на физическом и психическом здоровье мальчика или девочки, которые начинают заниматься этим сверхопасным видом спорта в детсадовском возрасте?
А 300 километров в час в автогонках, когда, по выражению автогонщика и шоумена Николая Фоменко, реально чувствуешь, как вращается планета.
А сверхтяжелый вес штанги? А ежедневно обязательный в официальных велогонках двухсоткилометровый этап, а порой он проходит в горах, где обычному человеку при медленной ходьбе не хватает воздуха?
Пора признать: спорт высших достижений превратился сегодня в испытательный полигон по выживаемости человека. И наши герои, вроде такие же люди, как мы, постоянно рискуют своим здоровьем и, более того, жизнью. И, признаюсь, мне становится всё труднее сдерживать слезы, когда в очередной раз сообщают о гибели пусть совсем незнакомого спортсмена.
И где золотом высечены имена таких героев, прославивших свое отечество и прославивших спорт, как величайший спортсмен XX века в игровых видах

Всеволод Бобров, его коллеги по хоккею Альметов, Александров, Фирсов, феноменальный бегун Владимир Куц, Эдуард Стрельцов, ушедшие от нас в диапазоне от 40 до 57 лет?
В хоккейном Дворце ЦСКА вывешены майки с номерами хоккеистов, хоть этому мы научились у канадцев.
- Ты какой-то печальный после выходных? - спросил я Лёшу и посмотрел на него.
Он сосредоточенно вёл машину и, я видел, готовился мне ответить.
- Девушка очень понравилась мне вчера.
-Где?
- На собачьей выставке.
- Подошёл к ней?
-Нет.
- Почему?
- Так она была со своей собакой!
- Ну и что? Собака - не конкурент.
- Через забор надо было прыгать.
- А что, не мог подождать?
- И так ждал два часа.
- Ты считаешь, что два часа- это много?
Он не отвечал, собирался с мыслями. И как бы подвёл итог своим переживаниям:
- Но знаете, что успокоило?
-Что?
-Она, по-моему, выше
меня... А я не люблю, если девушка выше.
А перед сном, после того, как мы оценили прошедший день, последнее, что он сказал мне:
- Вы знаете, она была не
просто выше, а намного выше.
Но и сегодня Лёша такой же, ушедший в себя, не реагирующий на сигналы из внешнего мира. Эта картина знакома мне, и я, в отличие от Татьяны Анатольевны, не паникую. А она терзает и терзает меня вопросами. Вчера она была уверена, что он заболевает, и настаивала на визите к врачам. И у борта, пока Лёша молча, без эмоций выполнял свою программу работы, мне пришлось выдержать такой диалог:
- Если что-то болит, надо идти к врачу. Это вы считаете, что всё можно лечить руками.
- Почти всё, - отвечаю я, - но зато не за две недели, а за два дня.
А Лёша, не обращая на нас внимания, прыгает один четверной за другим.
Я резко меняю тему: - Татьяна Анатольевна, он очень много прыгает.
- Да, я тоже так считаю, - отвечает она, делает два
шага влево, и теперь мы стоим плечом к плечу, как давно не
стояли.
- Что с ним? - спрашивает она.

- Просыпался этой ночью двенадцать раз. Но это
нормально.
- Нормально?

- Нормально.
- Вы на меня не обижайтесь. Скажите: "Таня, надо
так! И я буду такой!"
...Но наш Лёша всё чаще посматривает на нас, и я говорю:
- Лучше вернитесь на своё место, а то он думает, что
мы выясняем отношения.
- Хорошо, я пойду. Я вас люблю.
- Я вас тоже.
...Ужинаем за одним столом с прыгунами с трамплина. И вновь я узнаю много нового.
- У нас кто не пьёт, тот не прыгает, - говорит олимпийский чемпион в этом виде спорта.
Татьяна Анатольевна отвечает ему:
- Значит, не зря в шести видах спорта введён допинг-
контроль на водку.
- А какие это виды? - спрашиваю я.
- Там, где присутствует страх, - отвечает мне олимпийский чемпион.

- Что с ним? - первое, что спрашивает Татьяна Анатольевна, когда мы остались одни.
- Думаю, что за сорок восемь пустых часов он всё
обдумал, передумал, а этим выходные и опасны. И понял,
что пошли самые страшные в его жизни дни - ожидание
старта. И ещё он оценил всё сделанное за это время, весь
свой адский труд, и все свои болячки, и голод, и суммарное утомление, и одиночество - и испугался...не выиграть
Игры, ведь он всё сделал для победы! Это тот случай, когда
человек на пределе! И сейчас у него одна задача, даже
сверхзадача, - выдержать оставшиеся дни без потерь, то
есть не заболеть, не переработать и в то же время не недоработать. И ещё: где взять эмоции, ведь в вашем виде они
необходимы. Поэтому он и ушёл в себя, перестал улыбаться и реагировать на шутки, бережёт "последнее". И даже
"спасибо" после сеансов перестал говорить, чего раньше
никогда не было. Но я не обижаюсь. Сейчас, дорогая Татьяна Анатольевна, нам надо забыть о себе. И не говорить ни
одного лишнего слова!
Наш главный тренер тоже уходит в себя, рассматривает свои ладони, потом подводит итог услышанному, и тон её самый решительный:
- Да, пора заткнуться!
Человек на пределе. Ещё один психологический феномен, совершенно неизученный "великой" наукой психологией. О кавычках и великой науке позднее. Изучать такого человека невероятно трудно, практически невозможно. Во-первых, он не подпускает к себе никого, за исключением тех отдельных людей, кто решил эту невероятно сложную задачу - завоевать абсолютное доверие. Во-вторых, как уже говорилось, он ушёл в себя, закрылся и даже на необходимый для дела диалог с самыми близкими людьми тратиться не будет, ведь остатки эмоций ему надо сохранить для главного. И, в-третьих, какими методиками представитель психологической науки собирается изучать личность человека, стоящего иногда на краю гибели? А так и только так спортсмен-олимпиец оценивает своё возможное поражение. Ну что, хотел бы я спросить у человека, пришедшего в спортивную команду с полным портфелем тес-

тов, что вы собираетесь узнать об этом человеке? Уровень его тревожности, например? На это я отвечу более чем ярким примером из тех же шахмат. Чемпион мира на протяжении пятнадцати лет Гарри Каспаров в этом тесте займёт одно из первых мест. Но это не значит, что он "тревожится" за судьбу предстоящей партии и боится конкретного соперника. Нет, здесь другое - его реакция, реакция его нервной системы на предстартовую ситуацию, вот и всё! И ничего нового, используя данный тест, вы ему не скажете. А практически помочь ему тем более не сможете, хотя бы потому, что он близко к себе вас не подпустит. И в очередной раз такой психолог скомпрометирует науку, которую он представляет. Как это было совсем недавно, когда Станислава Георгиевича Ерёмина уговорили (целая бригада психологов) обследовать сборную России по баскетболу накануне чемпионата мира. Изучали они, естественно, то же самое - нейротизм, тревожность и т.п. "Времени они у нас отняли вагон, - рассказывал мне главный тренер сборной, - при этом ничего нового мне они о людях не сказали. Всё это я знал и без этих исследований".
До боли обидно мне слышать о психологах подобное. Ещё больнее видеть несметное число преподавателей психологии, в своей жизни ни дня не работавших практическими психологами и передающих следующему за ними поколению знания, полученные из учебников, авторы которых тоже никогда не работали с живым человеком, и всё написанное ими - это их фантазии.
Читая свой авторский курс, в процессе подготовки к таким глобальным по практической значимости темам, как "психологическая поддержка" и "психологическая атмосфера", я обнаружил, что горе-авторы в своих рекордных по объёму монографиях умело избегали этих тем. И мне стало ясно почему. Потому что даже при наличии таланта не знающий жизни психолог не сможет ничего нафантазировать за своим письменным столом на эти темы. Только побывав в десятках и сотнях коллективов, дыша этой атмосферой, познав на себе ту атмосферу, которую создаёт лидер-диктатор, или лидер-демократ, или коллективное, мафиозное по существу и духу, руководство, ты способен разобраться в сути этого явления, а также в том, как помочь человеку, тому же спортсмену, во всех возможных психологических ситуациях.
Теперь мне понятно, почему так быстро "вылетают" из спортивных команд психологи, которых учили не практики, а "преподаватели психологии", те самые "честные работники стола" (я - о преподавателях факультета психологии Санкт-Петербургского университета), не подошедшие ко мне, вернувшемуся после Олимпийских игр, ни разу и не спросившие: "Ну как там на Олимпийских играх, расскажите?" А ведь там есть и те, кто преподаёт психологию спорта! Беда.
"Но не об этой беде надо думать", - сказал я себе, когда рассмотрел в полутьме номера лицо Лёши, приготовившегося к сеансу и уже закрывшего глаза. Я увидел его лицо вблизи, и ком подступил к горлу.
- Опять не спал всю ночь, - сказал он, не открывая
глаз.
И снова я ответил:
- Это нормально.
А себе сказал: "Сегодня я не уйду, Лёшенька, пока ты крепко не заснёшь. Это я тебе обещаю!"
Рудольф ЗАГАЙНОВ